В конце мая в плен к украинцам попал 23-летний уроженец Оренбурга Павел. Молодой человек провел в заточении месяц, но затем был освобожден. Его мать — Юлия Анатольевна — до последнего момента не верила в позитивный исход истории. Однако услышав голос сына, она поняла, что скоро вновь увидит его. В интервью Daily Storm Юлия Анатольевна рассказала о своих переживаниях и о том, как происходило возвращение Павла на родину, которое женщина называет божьим чудом.
— Юлия Анатольевна, расскажите, пожалуйста, о Павле.
— Ему 23 года. С отличием окончил колледж электроники и бизнеса, затем пошел в армию. Через полгода службы он заключил контракт и вот практически 2,5 года был контрактником в Таманской дивизии. А в феврале, когда началась специальная операция, их всех (контрактников, соответственно) направили на участие в ней.
— На СВО их отправили 24 февраля?
— По-моему, 24 февраля их и ввели. Мой сын был на учениях в Воронежской области и позвонил мне уже, когда был там. Просто возможность у него такая появилась. А то, что он находится на Украине, я узнала только в марте.
— Когда вы узнали, что ваш сын попал в плен?
— Сын мой попал в плен 17 мая. Но узнала я об этом только 21-го, потому что в этот день в Telegram было размещено видео, на котором он назвал свою фамилию. Ее услышала женщина из Комитета солдатских матерей и нашла нас во «ВКонтакте». Точнее, моего брата — мне она не стала сразу писать. И тогда брат мне уже позвонил рано утром и сообщил.
— Какие у вас были первые эмоции после этой новости? Предприняли ли вы какие-то шаги, для того чтобы связаться с сыном или кем-то, кто может помочь?
— Первые эмоции… Первые эмоции, вы понимаете, был шок. Мы же слышим, знаем, что там творится с пленными российскими солдатами. Над ними издеваются! Во всяком случае, это показывают и об этом рассказывают. Я, можно сказать, бегала по дому с криками, думала, моя жизнь кончилась! Меня муж даже в больницу отвез — давление подскочило. А потом я взяла себя в руки и поехала в военкомат, где мне дали номера телефонов, куда нужно звонить. После в ФСБ обратилась, стала звонить в Красный Крест, Министерство обороны. Ну и потом мне уже сказали, как надо действовать.
— Вам Павел рассказывал, при каких обстоятельствах он попал в плен? Это было во время боевого задания?
— Да. Это было во время боевого задания — об этом мне уже сообщил мой сын.
Позвонил мне 17 мая с украинского номера. Но тогда я не знала, что он в плену. А так как он до этого месяц молчал, я подумала, что кто-то из местных жителей ему дал позвонить, потому что у него телефона не было: он его потерял еще в начале спецоперации. Может, в каких-то боевых действиях.
Когда он позвонил (17 мая), спросил: «С тобой все хорошо?» Я говорю: «Конечно, сыночек, если бы у тебя было хорошо. У тебя все нормально?» — «Да, у меня все нормально. Только не звони мне на этот номер». Ну и все, я поняла, что он взял у кого-то телефон.
Оказывается, он звонил уже из плена — ему дали возможность позвонить украинские солдаты. И когда уже я узнала об этом, написала на этот номер: «Скажите, мой сын у вас? В плену?» Мне сказали «да». Я спросила, можно ли мне с ним поговорить, но мне ответили: «Нет, его уже увезли. Ждите обмена». Это все.
Уже потом сын рассказывал, что их поставили там на блокпост, который организовали, чтобы наблюдать за деревней после ее зачистки от украинских солдат. Было две группы: его и соседняя. И вот соседнюю перебили (каким-то образом напала диверсионная группа), а их самих загнали в подвал и бросили туда гранату. Одному перебило ноги, его потом украинские солдаты добили. А наших двоих, моего сына и его сослуживца, выволокли и пленили. Сына моего ранило тогда в ногу и руку осколками от гранаты. Рации, чтобы сообщить об этом, у них не было.
— Вы сказали, что ему разрешили позвонить. Это был один звонок за все время?
— Да, это был один звонок — сразу, когда его взяли. По словам украинского военного, это было примерно через час после того, как их взяли. Их привели и сказали: «Можешь позвонить маме».
— Брали в плен «азовцы» или рядовые военнослужащие ВСУ?
— Со слов сына, это были военнослужащие. Мы же знаем, что делали «азовцы» с нашими военнопленными… И судя по тому, что их с сослуживцем со связанными руками били три дня по голове в висок на бетонном полу, не снимая мешка, то мы решили, что это, скорее всего, Вооруженные силы. Если бы были «азовцы» или нацисты, то, наверное, это закончилось бы еще плачевнее.
— Какое отношение было у украинских военных к пленным? Что они делали?
— Как мне рассказал сын, их привели, стали допрашивать. Когда они назвали свою должность (они же снайперы были), их стали бить. Три дня их избивали на бетонном полу в подвале. Держали и били каждый час. Валяются они там (другого слова даже не подберу) раздетые на бетонном полу… При этом украинские военные порой зайдут, раз, взведут курок и уходят.
— Их раздели полностью?
— Нет. Когда их взяли, с них сняли бронежилеты и расстегнули одежду, когда обыскивали, наверное. Они же не могут с завязанными руками застегнуться. Сын сказал, что когда там лежал, ему было холодно. Я так поняла, что он был раздетый.
— После того как их избили, оказали ли им медицинскую помощь?
— Нет. Когда моего сына взяли, у него вся нога и рука в крови были. Они ему чем-то там полили, дали бинт и сказали: «Замотай себя сам». В итоге сам себе перематывал ногу.
